(Опыт сезонной и общедоступной газеты)
I.
Пустобайкин – вы его помните, читатель? – сдержал свое обещание издавать газету на кооперативных началах.
После того, как он собрал необходимый для газеты издательский фонд, который составлялся из перечисленных мной с неделю назад предметов, он приступил к образованию редакционного состава.
Прежде всего, он озаботился приисканием лица, которое могло-бы давать передовые статьи по внутренним вопросам.
Желающих занять это амплуа нашлось очень много, потому что как оказалось, у нас решительно все ничего не понимают в вопросах внутренней жизни, а потому каждому хочется высказаться в печати.
Отыскивая наиболее подходящего кандидата на место газетного передовика, Пустобайкин остановил свой выбор на упрямом незнакомце, который упорно в течение нескольких дней печатал в разных газетах и журналах такой объявление:
«Я очень благодарен доктору и Иоганну-Тебальду Штандарту за его слабительные лепёшки, благодаря которым я опять полюбил жизнь с её радостями.
Я в течение нескольких лет страдал запорами в тяжелой форме настолько, что пессимистически смотрел на все работы <…> государственной думы.
После первого-же приема слабительных лепешек доктора Иоганна-Теобальда Шафскопфа я имел <…> стул и мне стал нравиться даже <…> Пуришкевич.
Принимая и далее аккуратно лепешки два раза в день, я не только пояснил свое миросозерцание, но и приобрел так сказать примирительную точку зрения на все события и вопросы текущей жизни.
Советую всем недовольным и вообще крайним левым, не исключая думских обновленцев, принимать слабительные лепёшки доктора и Иоганна-Теобальда Шафскопфа, от которых он получает значительное облегчение».
Вчитавшись и вдумавшись хорошенько в это объявление, Пустобайкин, в конце концов хлопнул себя полбу и воскликнул:
– Этот человек как раз тот, который нужен мне для передовых статей!
Отыскав его, Пустобайкин остался им доволен за исключением фамилии.
Фамилия этого симпатичного незнакомца была Глист, что разумеется требовало замены ее псевдонимом.
Глист охотно согласился переменить свою, по его мнению звучную, старую дворянскую фамилию на псевдоним, который ему предложил Пустобайкин:
«Черный таракан».
– Я рассчитываю на семейную публику, – пояснил ему Пустобайкин, – а в этом псевдониме есть что-то домовитое, и, если хотите, даже милое. Недаром поется: «друг ты мой сердечный, таракан запечный».
Глист был так растроган этими словами что немедля-же сел писать передовую статью.
II.
Передовая статья, которую написал Глист, ясно говорила и даже вопияла к небесам о том, что автор её с успехом для себя пользовался слабительными или лепёшками доктора Иоганна-Теобальда Шафскопфа.
Она гласила приблизительно так:
«Мы, русские, привыкли заниматься самооплевыванием, мы любим отыскивать в родной действительности только всё отрицательное и скверное.
Наш девиз: «каждое лыко в строку».
Мы не умеем ценить наших общественных деятелей.
Потому, например, такой уважаемый муниципал, как И.И. Глазунов, который сделал бы честь любому культурному центру Европы и даже Северо-Американских соединённых штатов, вызывает у нас только обидные насмешки и злые карикатуры.
А между тем, стоит взглянуть беспристрастным оком только на его внешность, как уже каждому должно быть ясно, что это симпатичный брюнет с проседью, готов положить свой живот на городскую каланчу, дабы всем было очевидно, насколько он радеет о городских интересах.
Нашего городского голову упрекают между прочим в том, что он заботится о мощении улиц.
Сколь несправедливы сии упрёки!
Не заботясь о мощении улиц, наш малопочитаемый городской голова тем самым заботится о здравии петербургских обывателей.
Ибо доказано, что для правильного желудочного пищеварения и для отрадных и приятных отправлений кишечника, весьма полезно, не только принимать слабительные лепёшки доктора Иоганна-Тиобальта Шафскопфа, но и быть периодически взбалтываемым, как жидкость в бутылке, что весьма легко достигается ездой по петербургским мостовым.
Не следует-ли отсюда, что, представляя эту возможность петербургским обывателям, И.И. Глазунов являет собой достойный образец истинного отца города?
И вообще, вся его деятельность свидетельствует о том, что он давно уже достоин чина действительного статского советника и помещения в музей при академии наук, где находится место для разных диплодоков, но только не для заслуженных городских голов».
Дописав эту статью, Глист сам прослезился, а Пустобайкин сделал распоряжение, чтобы один экземпляр этого номера с приятной статьей, был отпечатан на веленевой бумаге и послан И.И. Глазунову.
III.
Фельетониста было легче найти.
Гениальная прозорливость, свойственная Пустобайкину, сразу направила его на верный путь.
Он взял извозчика и поехал в первую попавшуюся зубоврачебную школу.
Здесь он спросил:
– Есть у вас какой-нибудь завалящийся молодой человек, который выдёргивает зубы без боли, но ещё сидит без практики?
Ему указали на такого, и они сговорились очень быстро.
Молодой человек признался, что он, собственно говоря, ещё не пробовал сочинять фельетоны, но может рискнуть.
Для первого опыта он написал фельетон под заглавием:
«От мамочки не улетишь».
Содержание этого фельетона было довольно лирическое:
«В некотором царстве, в некотором государстве, жил-был пой-мальчик.
Этот мальчик с детских лет привык к тому, чтобы ничего не делать и ничего не предпринимать без разрешения маменьки.
Так, например, когда его одолевала естественная потребность высморкаться, он предварительно спрашивал разрешения у мамаши:
– Мамочка, можно мне приложить носовой платочек к называемому носу и высморкаться?
Мамочка была добрая и никогда не отказывала в этом своему благонравному сыну.
Вступив в более зрелый возраст, оный маменькин сын, правда, сморкался уже беспрепятственно и вполне свободно, но в остальных случаях своей жизни не оставлял по-прежнему обращаться за разрешениями к своей мамочке.
Был, однако, случай, когда маменькин сын, по какому-то наваждению, или по какой-то другой загадочной причине внезапно пожелал совершить полёт из Петербурга в Севастополь, забыв предварительно спросить:
– Мамочка, можно?
Но мамаша во-время сама исправила эту оплошность и не только запретила сыну лететь; но и заперла его в чулан, а ключ взяла себе.
Просидев в чулане надлежащее количество времени, сын, разумеется, опомнился и опять сделался пай-мальчиком, каким и остался на всю жизнь».
Пустобайкин был доволен этим фельетоном не менее автора его и, вероятно господ Агафоновых – сына и матери.
IV.
Для большего распространения своей газеты Пустобайкин решил уделить сугубое внимание дачной жизни.
Как и следовало ожидать, корреспонденции посыпались со всех сторон.
Из Куоккала писал какой-то угрюмый патриот:
«Позвольте, господин редактор, через посредство вашей уважаемой газеты обратить внимание кого следует на то, что здесь, кроме пыли, часто приходится встречать финскую речь.
Оскорблённый до глубины своей души таким вызывающим поведением к русскому государственному языку, я решительно протестую против этого вопиющего явления, тем более, что здесь продавали русскую нашу землянику по тридцать копеек за фунт, между тем как она в Петербурге уже стоила двадцать копеек.
Кроме того, здесь разрешают купаться неимоверно толстым дамам, которые неестественным развитием своих даров природы, оскорбляют моё эстетическое чувство.
На законный протест, заявленный мной здешнему ленсману, он ответил мне только стереотипным:
– Можно.
Прошу обратить внимание на это безобразие».
Было получено и письмо противоположного содержания:
«Господин редактор! Во мне семь пудов и пятнадцать фунтов веса.
Конечно, я виновата в этом также мало, как г. Агафонов в том, что он не летит.
Между тем, вчера когда я купалась, какой-то нахал, судя по внешности фортепьянный настройщик, окинув мою фигуру дерзким взглядом, громко сказал:
– Такие старомодные комоды должны были-бы купаться втихомолку и в уединённых местах…
Я понимаю, что в нём говорила жёлтая зависть, ибо у него самого ноги, как думская вермишель, а вместо головы какая-то пуговка, на которую даже смотреть противно.
Но всё-таки, каково мне купаться при этих условиях?
Опубликуйте, г. редактор, это моё письмо, дабы вышеупомянутому нахалу было стыдно».
В таком-же духе было и остальное содержание пустобайкинской газеты.