За последнее время обращает на себя внимание широкое распространение уличного доверия женщин к неизвестным людям и печальные последствия этого легкомыслия.
Эта простота знакомства, эта упрощенность нравов в современной женщине, – представляет собой очень распространённое явление в наши дни… В очень многих семьях барышня нередко идёт смотреть «Макса» (в кинематограф) поздно вечером и возвращается до самых дверей своей квартиры в сопровождении случайного знакомого. Они вместе смеялись тому, как «Макс» ловко обманывает женщин и как из всех бед он выходит весёлым проказником. Знакомство возобновляется у того-же «Макса» в ближайший праздник и т.д. А между тем, они даже настоящих своих фамилий не всегда скажут друг другу; но это не мешает их свиданьям, прогулкам, катаньям на острова и т.д.
Доверие изумительное, но только возникает оно не из нравственных начал.
Это не недоверие к человечеству, которое наблюдается на верхах культуры и тотчас-же обесценивается, когда оно спускается на улицу. Здесь ему имя совсем другое…
– Я, самоуверенно думает девица, ничего не боюсь! Я знаю, что все мужчины лгут женщинам, и что ни одному их слову нельзя верить. Я сама такого наговорю им вздору, что всех оставлю в дураках.
Это смелость нахалки ничего не имеет общего с доверием к людям. Последнее облагораживает человека и исходит из уважения к людям.
А это сочувственное перехихикивание над «Максом» с неизвестным соседом, это переглядывание на панели с проезжающими франтами – ничто иное, как хулиганство «прилично одетой и воспитанной девушки».
К сожалению, это «доверие на улице» культивируется и одобряется за последнее время во множестве рассказов позднейших писателей и рекомендуется ими, как более приятный образ жизни.
В «Одиноких людях» у В. Гордина девица обращается к молодому человеку на улице с вопросом:
– Укажите, пожалуйста, где тут университет? Проводите меня, сказала она также просто. Я города совсем не знаю…
Оказалось, что она училась в Швейцарии и держится того мнения, что «люди способны гораздо быстрее знакомиться, чем это делают».
Он ждёт её у подъезда университета, откуда выходя, она говорит:
– Какая досада! Знакомого студента, которого ищу, в городе нет. Теперь придётся поскучать здесь до отхода парохода… Он отойдёт только вечером. Ведите меня куда-нибудь. Чего вы стоите?
Он как-бы стеснён её простотой и наглым величием. Она говорила без умолку, как со старым знакомым. Он молчал.
– Чего вы молчите? Вы всегда такой молчаливый?
– Перед вами робею, – улыбнулся он.
– Пустяки какие. Хотите конфет?
Она вынула конфеты из своей дорожной сумочки и стала его угощать.
– Знаете что? – выпалил он неожиданно для самого себя. – У вас есть конфеты, а у меня чай. Идёмте ко мне чай пить, а потом в парк. – Но сейчас-же сам испугался своих собственных слов.
Сверх ожидания, она совсем спокойно ответила:
– Что-ж. Идёмте.
Автор столь изумительных отношений впервые встречающихся людей не подозревает всей их дикости. Он встречающиеся факты принимает за должное и рекомендует их.
В литературу вошла «улица» и произведений мало культурных писателей несёт «дёгтем». То «гимназистка» (Д. Цензор) у них приходит к артисту, просит у него карточку, а он тут-же начинает её целовать; то какие-то полуночники ночью входят в дома незнакомых людей, просто потому, что вы с ними говорите на одном языке. Для знакомства с присяжным поверенным вовсе не надо предварительно подделать фальшивый вексель. Для знакомства с врачом – простудить жопу или ребёнка. Достаточно одного простого желания быть у них в доме и выпить с ними стакан чаю. Тогда и Гординские «Одинокие люди», с мелкими интересами и маленькими умами, очевидно, никому не нужные, перестанут плакаться на судьбу и пойдут в гости к занятным и крупным людям. Но если этот «modus vivendi» годен для пошляков на улице, то он совсем не привьется в семейных домах, как свидетельствует домашняя жизнь всех европейских стран.
Психопатии очень много в жизни, но не нужно быть на стороне психопатов, и, выводя их в литературе, нельзя забывать правила жизни и культурные идеалы.
«Уличное доверие» и желание «быстрее знакомиться» напоминает санфасонистого Ноздрева, который прежде развязано вступал в разговор с незнакомыми людьми о «картишках», а теперь ищет по объявлениям бедных женщин и, эксплуатируя их, от их имени пишет к богатым людям о помощи… Это-же самое доверие публики эксплуатируют также какие-то переодетые студенты, все возможные залогообиратели и самозваные просветители тёмных масс… Это широко распространённое доверие в публике к разным аферистам ничего не имеет общего с культурой и оправдывать его нельзя ни обывательскими нравами, ни литературными сказками о новых дикарях в нашей столице.