Прибытие императора Вильгельма в балтийский порт дает повод к предположениям и гаданиям относительно того характера, который русско-германские отношения могут принять в ближайшем будущем. При этом нет недостатка и в дружеских советах, преподаваемых России германскими политиками.
Присутствие на свидании Коковцева, министра иностранных дел Сазонова и назначенного в Берлин на посольский пост Свербеева придает политический характер событию.
Но политика текущего момента связана с итало-турецкой волной и вопросом о Ближнем Востоке. Триполитания внесла большие трещины в здание европейского мира, поколебала европейский концерт и расстроила былое согласие. Тройственный союз противополагался тройственному соглашению довольно прочно. Теперь это противоположное потеряло свою ясность, определенность. И вопрос о новой группировке держав, говорят, не будет обойден молчанием в предстоящем дипломатическом обменен мнений.
Повод к таким разговорам усматривается в тяготении России к Италии и в некотором охлаждении русско-английских отношений. Россию, полагают наши немецкие друзья, должны тяготить узы тесного единения с Францией и Англией, и ей выгодно расширить постдамское соглашение до таких пределов, чтобы, пожалуй, возродился союз трех императоров.
Если бы столь охотно и дружески расточаемы советы оказались основанными на реальных посылках, то это было бы только плохо. Уже одно то, что реакционные круги Берлина и Петербурга жадно хватаются за мысль о русско-германском объединении, компрометируют свежий замысел. Из постдамского соглашения извлекла пользу Германия, наш же выигрыш заключался в том, что Германия признавала права России на Персию, – права, которых она и не могла оспаривать. Идти далее в этом направлении вытаскивания каштанов для расчетливого соседа было бы большой дипломатической ошибкой.
Политика сближения России с Францией, а позже и с Англией не обманула тех ожиданий, которые на нее возлагались. Она гарантировала России внешнее спокойствие. Ни в измене добрым к нам отношениям, ни в корректности последних нельзя упрекнуть.
Вот почему дружеские советы приходится признавать совершенно необоснованными. Но, быть может, все разговоры о новой группировке держав покоятся на том, что, вследствие отношения России к Италии, изменились отношения к России со стороны Германии или Англии, или обеих сторон вместе? Тут действительно есть нечто. Но это нечто мало уловимо. И задача заключается в том, чтобы это малоуловимое сделать совсем ничтожным, чтобы устранить его с пути, на котором оно выросло в политическое препятствие.
Бесспорно, положение дел в Европе, вызванное войной, сложно и не располагает к оптимизму. Но и преувеличивать эту сложность нет нужды. Бросаться из одной крайности в другую, значило бы только снова показать отсутствие последовательности, отсутствие политической программы, неумение ставить цели и осуществлять их без отказа от занятых позиций.На эти позиции становились не только по соображениям субъективным, но главным образом под давлением реальных интересов. Эти интересы, связавшие Россию с Францией и Англией, не претерпели существенного изменения. Их голос и теперь властен. Визит императора Вильгельма может и будет иметь политическое значение, но ведь он не должен изменять реальной действительности. Только не считаясь с этой действительностью или изображая ее в неправильном освещении можно рискнуть на преподание таких советов, о которых выше говорилось.
