Изображение сгенерировано нейросетью
Едва ли «Пир жизни», драма в 4 д. Пшибышевского, исполненная вчера в первый раз на сцене Малого театра, может иметь где-либо серьёзный успех, даже при хорошем исполнении.
Оставив в стороне, что Пшибышевский— выдающийся писатель, разберем вышеназванное произведение.
По пьесе, Ганка Бельская бросает своего мужа (Збигтова) и ребенка и уходит к любовнику (Вацлаву). Материнский инстинкт влечет ее обратно к ребенку; эгоист Вацлав «даже на секунду» (по пьесе) не хочет допустить Ганку войти в дом мужа; она все-таки кидается умолять отца своей девочки позволить хотя бы взглянуть на ребёнка, получает жестокий отказ, бежит после этого горы и там кидается пропасть.
К такому трагическому концу героиню приводят раздвоение чувства (между любовником и дочерью) и общественные предрассудки: сестра, муж, общество,— все отвернулись от Ганки.
Но и этой крестной ноши, очевидно, показалась автору мало; в 4-м акте безчувственную Ганку насилует влюблённый в неё музыкант Янота. Поступок Яноты— последний импульс, толкающий в бездну Ганку.
Итак, взята вечная как мир, история,— страдания женщины и мучения матери. Тема – мировая.
Взять мировую тему, конечно, почтенно, но нужно и мирового писателя, чтобы, обработав подобный сюжет, поднести его читателям (или слушателям) в усваиваемой, одинаково говорящей и уму, и сердцу художественной форме.
Откинув эпизод 4-го акта (насилие Яноты над Ганкой), не напоминает ли скелет пьесы сущности содержания «Анны Карениной»; и здесь и там любящая женщина и страдающая мать, жестокие законы света и самоубийство в конце.
Почему же одно произведение вечно, жизненно, красиво и т. д., другое— совсем напротив?
Почему Лев Толстой огненными буквами выжег в душе читателя эпиграф своего романа: «Мне отмщение, и Аз воздам», а Пшибышевский своим «Пиром жизни» создал скучную, тягучую, неинтересную драму?
Да не потому ли, что талантливый в прочих своих произведениях польский писатель в данном случае пошел против основных незыблемых законов драматического творчества.
Дана не живая жизнь в художественной форме, а философское рассуждение на тему страданий женской души.
Мы ни одной минуты не знаем, что за люди Ганка, Бельский, Вацлав, Янота, сестра Ганки и др., не знаем, что заставило Ганку бросить мужа, сойтись с Вацлавом, почему в Яноте проснулся зверь андреевской «Бездны»,— словом, мы ничего не знаем, кроме: «она» бросила мужа, тоскует по «ребенке» и в отчаянии «лишила себя жизни».
Да, ведь, это не художественная драма, а «протокол» и даже не полицейский (там иногда попадаются довольно забавные бытовые черты), а какой-то абстрактный протокол.
Абстрактное трогать души не может.
Коренная ошибка автора, взявшего глубоко-жизненную тему и не сумевшего вдохнуть в свое произведение живой души, повлекла за собой и другие недочеты: вычурность и изысканность в ущерб правде.
Диалоги в пьесе не рисуют нам душевных переживаний; это— скорее умный, изящный разговор воспитанных людей на тему о любви.
Триста лет назад Шекспир сказал: «все, что изысканно, противоречит намерению театра, цель которого была, есть и будет отражать в себе природу».
И тяжелое наказание несут те писатели, которые не следует этому закону:
Их произведения всегда попадают в разряд плохих.
Поэтому нельзя приветствовать Малый театр за постановку пьесы вышеназванного разряда (хотя бы и Пшибышевского), тем более, что исполнение и постановка (с режиссерской стороны) тоже не могут быть отнесены к категории хороших.
Оговоримся вперёд, что живых образов в «Пире жизни» дать невозможно. Это— вина автора.
Но во многом виноваты и артисты (за очень немногими исключениями). Пьеса идет с двойным составом некоторых исполнителей.
Ганка— В.Н. Пашенная, прежде всего, по внешним данным, вряд ли подходит к изящному, нежному образу, который стремился (правда, тщетно) дать автор. Артистка играла бытовую трагедию; В.Н. Пашенная даже внесла черту сварливости в характер героини, чего совсем не написано автором.
В.А. Шухмина, играющая ту же роль, так ушла в изломанность манер, в то, что зовут «декадентские позы», и говорила, при этом так не слышно (на генеральной репетиции), что было досадно за потраченной артисткой труд, а также за потерянное зрителем в театре время.
M.Ф. Ленин (Вацлав), насколько позволял автор, был прост и естественен, чего на этот раз никак нельзя сказать про А.А. Остужева (Янота). Исполнитель буквально «раздирал страсть в клочки», а один внешний прием для показания душевных и телесных мучений граничил с комизмом. В драматическом месте четвертого акта артист вбегает с поднятым воротником и шляпой на боку. Талант и артистическая фантазия А.А. Остужева, право, многим выше того, чтобы ограничиться такой банальщиной. Талантливые артисты не так выражают отчаяние.
Все прочие роли в пьесе вспомогательные.
Если кто из исполнителей и заслуживает упрека (например, за неясность дикции и другое), то, в виду в общей неудовлетворенности спектакля, воздержимся от высказывания неприятностей, тем более, что исправление опущенных в этой рецензии недочетов все-таки не спасет ансамбля исполнения.
Теперь о постановке.
Сами по себе декорации хороши, но вряд ли соответствуют замыслу автора. Формально ремарки исполнены. Сказано: сад,— дан сад, комната,— дана комната. Но режиссер мог и должен был пойти дальше.
«Пир жизни»— пьеса интимная, пьеса тончайших психологических подробностей (по замыслу автора).
Вряд ли будет неправильно указать режиссеру, что необходимо было отказаться от тех больших размеров декоративных полотен, которые нам показаны в «Пире жизни».
Необходимо было приблизить все действие к зрителю.
Затем— главное.
Одни исполнителей играли пьесу бытовую, другие — символистическую, одни изображали трагедию, другие говорили так тихо, что их и слышно не было.
Как в оркестре могут быть плохие и хорошие музыканты, так в драме— такие же актеры. Но палочка дирижера должна чувствоваться. Этой палочки,— руководящей идеи режиссера, не было.
Было со стороны нового режиссера С.П. Броневского, ставившего пьесу, покушения на так называемое новаторство: на сцене шептались, затем нам в одном явлении был показан Янота (А.А. Остужев) так, что видно было из-за колонны всего полспины исполнителя.
Если это стремление к стилизации, то да будет ведомо режиссеру, что стилизация – вещь далеко не новая; ей около трехсот лет, и процветает она даже в Персии.
Ежегодно с начала XVII столетия исполняются там мистерии (в честь шиитских святых Гуссейна и Гассана), в которых ангел изображаются с покрытым лицом, говорящим с потолка («с неба»); сторонники святых выходят с правой стороны сцены, их противники— с противоположной, и т. д.
Тоже стилизация. Но не в этом искусство режиссера. Главное, единственное, труднейшее С.П. Броневский не исполнил. Дух произведения исполнителем истолкован, очевидно, не был.
По всем изложенным причинам «Пир жизни» вчера имел успех слабый.
После второго акта В.Н. Пашенной поднесли огромную корзину цветов.
На кассе – аншлаг.
