Члены нашей верхней палаты не страдают такой-же откровенностью, как депутаты государственной думы. В думе только центр неизменно доволен сам собою, тогда как остальные партии очень строго оценивают деятельность палаты. В государственном совете, напротив, даже сомнения не возникает относительно заслуг этого учреждения. Совет безупречен, совет с честью исполняет свой долг, и если встречаются недочеты, то в них виновата дума.
Кто выдумал сказку, будто совет тормозит законодательную деятельность думы?
Дума сама себя тормозила, занимаясь предметами, совсем не нужными в глазах сановников верхней палаты, или тратя время на запросы, от которых ничего, кроме неприятностей, получиться не может.
Разве совет создавал преднамеренную обструкцию думским законопроектам?
Он только отвергал их, или направлял в согласительные комиссии.
Этим, конечно, уничтожалась думская работа, но вольно-же было думе не подлаживаться в своей работе ко мнениям и настроениям совета.
Легкомыслие и самонадеянность думы увлекали ее даже на тот путь, в конце которого предвидится государственная анархия.
Так, по крайней мере, судит г. Дурново, указывая на думское голосование по вопросу об упразднении должностей киевского и степного генерал-губернаторов.
Должности установлены, а дума считает их лишними!
И чему тут удивляться? Ведь дума представляет собою «многочисленное собрание, составленное из самых разнообразных элементов».
Вот, если бы дума была маленькая, и состояла-бы, например, из предводителей дворянства, епископов и отставных губернаторов, то никаких шалостей за ней не водилось бы, и г. Дурново был-бы доволен.
Беда в том, что такая «мечтаемая», дума не совсем отвечает смыслу и разуму основных законов. И несообразность усматривается не в том, что дума осуществляет представительство различных кругов населения, а в том, что в новых учреждениях хотят играть роль люди, не понимающие политической природы этих учреждений.
Покойный П.А. Столыпин был одним из немногих государственных людей, овладевших новым содержанием жизни. Но он израсходовал свое понимание не на развитие народившегося строя, а на усвоение ему такого типа, который был бы наименее стеснительным для пережитков старого порядка.
Те же цели преследуются, по-видимому, и подготовительными заботами о составе будущей думы. Но в эти заботы замешалось нечто неожиданное, обещающее не малые затруднения для их успешного течения.
Политика, руководимая «импульсами» покойного премьера, предоставила духовенству известную роль в избирательной кампании. Но оказалось, что определить пределы той роли не так легко. В среде самого духовенства еще не достигнуто единства взгляда. Если одни иерархи находят, что вся цель заключается в переполнении будущей думы депутатами из духовного звания, то другие выражают сомнение, согласно-ли будет с общими государственными интересами преобладание в законодательной палате лиц, совершенно неподготовленных к законодательной деятельности.
Неограниченность клерикальных притязаний много раз имела случай выразиться. Депутаты духовного сана неоднократно очень резко высказывались о равнодушии третьей думы к церковным интересам, и даже обвиняли ее в непочтительности, пренебрежении и пр. А член государственного совета протоиерей Беликов обвиняет даже думское духовенство, с еп. Евлогием во главе, в недостаточной ревности к церковным нуждам.
Дело, конечно, не в ревности, а в арифметической численности. В третьей думе было два епископа и несколько десятков священников. Этого недостаточно, чтобы составить большинство. На эту сторону, стало быть, и надо обратить внимание. Если в четвертой думе будет до двухсот депутатов духовного звания, проникших в нее с благословения епископов и, следовательно, превосходно дисциплинированных, то они, неукоснительно являясь в каждое заседание, будут всегда составлять большинство и диктовать все думские постановления. И тогда дума обратится в церковный собор, гораздо более влиятельный, чем настоящие церковные соборы, потому что он будет законодательствовать не в делах церкви, а в делах всего русского государства.
И действительным премьером явится уже не председатель совета министров, а обер-прокурор святейшего синода.
Перспектива, казалось бы, совершенно немыслимая, а между тем напряженная предвыборная деятельность по епархиям ясно обнаруживает цель провести в думу наибольшее число депутатов из духовного сословия.
В некоторых губерниях идут даже дальше – заботятся отделить желательных кандидатов от нежелательных. Священнику для выступления на выборах придется искать одобрения епархиального начальства. Это идет уже прямо в разрез с основами представительства, создавая систему назначений взамен системы выборов.
Надо думать, что светская власть не может оставаться равнодушною к создавшемуся положению. Церковный собор вместо думы – к этому, конечно, никто не приготовлен. Понадобятся какие-нибудь действительные меры к тому, чтобы устранить неожиданно возникшее затруднение. Придется ограничивать движение, вызванное в бюрократических видах, и грозящее большими неудобствами для самой бюрократии.
Оставляя в стороне вопрос о борьбе за власть, даже в понижении работоспособности будущей думы нельзя не видеть опасности для всего только что налаживаемого строя. Сами иерархи не скрывают невысокого мнения о законодательной деловитости депутатов-священников. И действительно, в третьей думе они ничем себя не заявили. В комиссиях они почти не работали, в общих заседаниях только голосовали, не притязая обнаружить ораторские дарования. Если они, вместе с крестьянами, переполнят четвертую думу, то для колоссального законодательного труда останется, пожалуй, всего несколько человек. Но ведь это создаст такой крах бессилия, которому могут сочувствовать только заведомые враги новых учреждений.
Но, может быть, еще важнее для достоинства будущей думы та епископская цензура, через которую хотят провести кандидатов духовного звания. С государственной точки зрения нельзя не отнестись к такой цензуре отрицательно, так как взгляды и настроения самых досточтимых иерархов церкви могут не совпадать с целями светского законодательства.
В. Авсеенко.
