Слава герою!..
Славу эту стяжал достойно любимый и доблестный полководец русской армии, «Суворову равный».
Такой эпитет наш незабвенный «белый генерал» Михаил Дмитриевич Скобелев заслуживал еще при жизни.
Через четверть же века, по его безвременной кончине, Россия увековечивает его память прекрасным монументом, который открывается завтра, 24-го, в Москве, в самом сердце древней столицы.
Суворов в Петербурге, Скобелев в Москве!
Он, доблестный «белый генерал», по складу своей пламенной русской души и политическим убеждениям, как горячий славянофил и патриот, ей принадлежал.
Не та теперь, к сожалению, Москва, засоренная всякими инородческими элементами, не имеющая на главных улицах почти ни одной торговой русской вывески и превращенная в интернациональный европейско-азиатский база; но чудный всадник, открывшийся на Тверской, с обнаженным мечем и аксессуарами боевого героизма, будет отныне пробуждать в москвичах воспоминания о лучших днях и сердечных порывах прошлого поколения…
Живо припоминается тот день, когда, как молния, пролетели над Петербургом, Москвою и всею Россиею зловещие слова телеграммы:
– Скобелев скоропостижно скончался!
Россия поняла, что она потеряла что-то великое, невозвратимое…
– Он отравлен! – раздался кругом шепот подозрений.
– Это немцы его отравили за парижскую речь к сербским студентам, – говорили в одном кружке.
– Ну, да, рассказывайте: немцы! Свои же завистники не перенесли его успехи и популярности.
А популярность «белого генерала» была только беспредельна среди солдат, разнесших ее после войны по деревням и захолустьям, его и в кругу интеллигенции, так как Скобелев в годы сурового режима решительно отказался от приятия высокого административного поста, сопряженного с исполнением тяжелых полицейских обязанностей.
Боевой генерал – он понимал борьбу с неприемлем только в открытом поле.
И на это поле он смело вызывал в известной парижской речи сильнейшего предполагаемого врага.
Эти громкие на весь мир слова в известных кругах не мало ему повредили, но во всяком случае скобелевская послуга России, после его геройских битв на Балканах и взятия Геок-Тепе, прервана была неожиданною смертью.
Мы присутствовали на похоронах Скобелева в Москве и не видали с тех пор ни одной похоронной процессии, которая по своему величию равнялась бы проводам народного героя на место его вечного покоя.
Потом мы, спустя два месяца, предпринимали специальное паломничество на могилу Скобелева, в село Спасское, Раненбургского уезда, и вынесенные оттуда впечатления до сих пор так свежи в нашей памяти, что охотно можем ими поделиться.
Имение и могила Скобелева находится в 18 верстах от ст. Раненбург, где в первые годы содержались экипажи и лошади специально для многочисленных посетителей могилы героя.
Она, эта далекая усыпальница, находится внутри храма села Спасского. Скобелев сын и отец погребены тут рядом. Гробница и вся церковь по стенам увешаны были венками, из которых свежие еще не блекли, а большинство венков были металлические.
Какая часть войска и какая общественная организация не присылали сюда венков!
К нам вышел местный священник о. Андрей, с которым М.Д. был очень дружен.
Он рассказывал многие подробности преимущественно из домашней жизни великого полководца, который как и Суворов, был необычайно прост, доступен, ласков и ревнителен к церкви.
Не одной церкви, но и приходу генерал был благодетелем. Независимо от материальной поддержки своих бывших крестьян, он устроил при церкви школу и сам посещал ее почти ежедневно.
Обучая детей грамотности, Скобелев старался вдохнуть в них дух воинского героизма. Он первый завел из крестьянских детей тот институт, который нынче называется «потешными».
Он любил «потешаться» со своими детьми. Ординарца, жившего в летние наезды неотлучно при нем, он вдруг заставлял скакать до имения соседа, генерала Волошинова, и возвращаться обратно, а сам с детворой предпринимал атаку на соседние рвы, пригорки и леса.
Без военных упражнений он дня не мог провести.
А если выпадала непогода, что он делал?
Он жил в Спасском одиноким, имея прекрасное хозяйство, особенно молочное. Отец его был знаменитый разводчик породистого скота и в этой отрасли соперничал с образцовым хозяином покойным Великим Князем Николаем Николаевичем старшим. Все стены барского дома в Спасском увешаны были портретами знаменитых коров и быков.
Сын наследовал эту страсть от отца, и в ненастные дни, будучи, уже генерал – адъютантом и командиром корпуса, любил смотреть в коровнике доение и потом учитывание молока.
– Страшно генерал сердился, говорила нам экономика, если не досчитается ведра молока.
– Этак вы меня разорите! – кричит, а потом вдруг к ординарцу:
– Кажется, солнце проглянуло. Седлайте лошадей. Едем на рекогносцировку!
Лошадей «белый генерал» предпочитал так же белых, что для неприятеля было хорошею целью.
Знаменитый его боевой конь «Шейнов» стоял в Спасском уже на покое, порученный попечению о. Андрея, у которого он так и остался на руках, после кончины своего бравого всадника.
– Куда я его теперь дену! – скорбел о. Андрей, – Работать на нем или воду возить – неудобно, почти грешно. Устройте его как-нибудь в Петербурге.
Конь был контуженный, с грыжею в паху, и его устроил у себя поручик академии генерального штаба (ныне генерал) Эйхгольц, в последствии передавший его лейб-гренадерской конюшне, где он пал, недолго переживши всадника.
Что сказать еще о М.Д. Скобелеве.
По смерти его было посвящено ему множество воспоминаний, а в одной исторической повести «Невеста белого генерала», рассказан был один его мимолетный роман с сельскою учительницею, ограничившийся чисто-платоническими отношениями; но эта сказка всего вероятнее была плодом авторской фантазии.
У Скобелева была одна невеста – пуля.
Она всюду за ним гналась, но пронзить его благородное сердце не сумела, хотя от нее он никогда не прятался и не убегал.
