(от нашего военного корреспондента)
В действующей армии.
В мирный день, когда светило солнце и когда на позициях было совершенно тихо, до лагеря пехотного резерва, стоявшего перед Меше-теге, начали доноситься звуки орудий.
Стреляли далеко, даже по ту сторону позиций турок. Никто ничего не понимал. В чем дело, кто это открыл огонь? Ведь сегодня, точно по молчаливо установленному соглашению, на аванпостах спокойно: убирают раненых и хоронят убитых.
Затрещал полевой телефон.
Наконец, дают знать, что это султанская гвардия расстреливает беспорядочно отступающие войска первого корпуса, которые с ужасным криком «Измена, нас предали», продвигались вперед к Сан-Стефано и отказывались удерживать позиции у св. Георгия.
В недрах стотысячной турецкой армии, занимавшей малоприступную чаталджинскую позицию, которая при правильной обороне могла бы задержать 300-тысячную армию на месяц-другой, вспыхивает военный мятеж и от шести армейских корпусов, составлявших еще у Люле-Бургаса силу в 180 тысяч человек, верных и преданных людей остается едва ли половина.
Если бы не анатолийские войска, все еще оказывавшие упорное сопротивление натиску болгар на Хадемкой, все эти остатки Оттоманской империи были бы давно сброшены в оба моря, – Черное и Мраморное, – и Царьград лежал бы беззащитный, преданный на волю победителей…
Только эти свежие войска, подвезенные лишь накануне боя у Чаталджи, не знавшие до сих пор поражений и отступлений, сдерживали натиск бешеной болгарской пехоты и вступили в бой.
Остальные же силы армии отступали в Сан-Стефано и уже по дороге кричали:
– Министры продали отечество! Нам изменили! В Стамбул! В Стамбул!
И их тотчас же начали обстреливать с такой беспощадностью. Войска готовы были броситься на штурм собственной столицы – и этого только и боялись.
И гвардия, на которую возложила свои последние надежды династия, двор и министры, гвардия, которая клялась умереть до одного и удержать болгар у Чаталджи, пока не подоспеет восьмой корпус из Аллепо, эта гвардия должна была расстреливать своих, стать не с ними, а против них.
Последние дни: империя умирала!..
В Царьграде
Что творится в это время в Царьграде? Ждут-ли там с покорностью победителя или готовятся к сопротивлению? Четверть миллиона штыков войдет ведь в столицу и заставит покориться силе и воле победителей!..
Лазутчики доносили, что Стамбул охвачен паникой, что улемы и софты, под видом проповеди священной войны, возбуждают народную массу против иностранцев, и что реакционеры хотят воспользоваться случаем и вернуть обратно Абдул-Гамида.
– При нем не было бы ни аннексии Боснии, на захвата Триполи, ни врага гяура под стенами Стамбула. Аллах наказывает народ, который слишком долго терпел изменников своему падишаху!
Бедные люди! Они не хотят понимать, что именно Абдул-Гамид своей тиранией подготовил весь этот разгром, и что теперь видны следствия, а не причины. Но они кричали!
Водопроводы были разрушены, и из-за ведра воды творились убийства. Вода стала в Стамбуле дороже всего, даже хлеба и керосина.
По улицам бродили грубые аскеры, бесчинствующие и грабящие всех: своих и чужих. Новый набор, произведенный наспех, застрял в Константинополе: для него не подготовили кадров, а дали только ружья, которые опасны только в руках этих людей.
Они и ходили по улицам, стреляя ночью по окнам, разбивая публичные дома и издеваясь над несчастными женщинами… Они не отдавали чести офицерам, крича, что все они изменники, продали армию за золото и больше лить крови за них солдаты не желают… И вспыхивала злая уверенность, что если положение это продолжится, если анархия не остановится, а усилится, если столице империи предстоит пережить еще бунт, тогда поскорее будут призваны болгарские войска, которые войдут в город и усмирят бунтовщиков… Все благоразумные элементы видели в болгарах, которые займут город, – людей, могущих спасти столицу от анархии и поджогов…
На вершинах Такима уже стояли пулеметы, направленные на нижнюю часть города, любимое место базарных крикунов и политиков.
В порту стояла целая эскадра судов всех наций, которые будут также обстреливать город, если бунтовщики в нем заберут силу… По Пере ходили патрули французской морской пехоты, итальянских матросов и русских моряков… Но все это, казалось, не спасет города от бунта, бессмысленного и беспощадного. Кто разберется в этой сумятице жизней, желаний, слепых страстей, одичания и слепой жестокости?
Говорили, что эти готовящиеся беспорядки – плод тайной агитации правительства.
– Какая цель? – спрашиваем мы.
И хитрый грек, прищурясь, чмокал губами и отвечал:
– А цель та, что если все державы оккупируют тогда Константинополь, значит никто не оккупирует. Ибо, где все, там и ссора. Эге-ге! Лучше всего отдать его нам, грекам!
А. Анчаров
