Наконец-то упрямство султана Магомеда V, всецело находившегося сперва под явным, а потом под тайным гипнозом младо-турок, сломлено, и халиф правоверных согласился издать ираде о роспуске палаты депутатов, составленной мошенническим способом еще при диктатуре комитета «Единения и прогресса».
С этого шага следовало бы начать гораздо раньше и тем предотвратить ту революцию, которая вспыхнула в Турции и окончание которой, по-видимому, наступить не скоро. Взбаломученное море не так-то легко успокоить, особенно на Ближнем востоке, где политиканство в нравах, в крови, где каждый мелкий лавочник или цирюльник толкует с клиентами о высшей политике, о достоинствах министров, а часто и самого султана.
В Турции политиканствующие массы всегда играли видную роль, так как их выразителями являлось офицерство, которое младо-турки в последние дни своего владычества тщетно желали отучать от политических интересов. Ведь даже деспотическое правление Абдул-Гамида много лет имело в фундаменте свободу для армии делать, что угодно. Лишь когда султан начал стеснять произвол офицерского корпуса, против него поднялись македонские корпуса, подстрекаемые младо-турками.
Вообще, Константинополь, еще когда он был Византией, видел господство преторианцев, потом видел засилье янычар, затем свирепую гегемонию баши-бузуков, а теперь он дрожит от преторианства румелийских офицеров и солдат. Ничего в сущности нет нового. Все в традиции. Так было и так будет на берегах Золотого Рога.
В исключительной политической роли войск все несчастье Турции, так как государство не может процветать, раз во времена мира «тоги уступают мечу».
Правда, в германских газетах появились голоса апологетов преторианства и янычарства, которые доказывают, что вмешательство офицеров в политику не мешает военной дисциплине и боевому духу армии. Корреспондент одной из газет Германии, пишущий из Константинополя, например, говорит:
– «В общем турецкая армия находится в превосходном состоянии и горит желанием показать свою доблесть и боевую готовность в вооруженном столкновении с итальянскими войсками. Турецкие офицеры, – замечает корреспондент, – занимаются политикой не потому, что им нравится, или потому, что они считают это нормальным явлением,не противоречащим воинской дисциплине. Если они, тем не менее, выступают в качестве решающего политического фактора во внутренней жизни Турции, то это следует объяснить тем, что большинство из них опасается окончательной гибели Турции, отданной во власть младо-турецкому комитету.»
Современные протерианцы, будто бы, успокоятся, как только все следы младо-турецкого ига будут уничтожены не только на видимой для всех сцене, но и за кулисами.
Как мнение, этот взгляд интересен, отражая идеалы делающего революцию офицерства.
Но он глубоко ошибочен. Не даром во всех культурных странах армия, «святая молчальница», как зовут ее во Франции, всемерно ограждается правительствами от политических раздоров. Не может быть здорово для Турции то, что нездорово для стран с более устойчивой культурой.
И так, нельзя серьезно думать, что Турция отныне пойдет по пути обновления и возрождения. Свержение младо-турецкого гнета, безусловно, событие отрадное. Но это событие частного характера, которое мало повлияет на общий ход судеб Турции. Ведь суть не в том, к какой политической группе принадлежат визирь и министры, а в том, что Турция не государство, а военный лагерь, случайно разбитый среди других культурных держав.
В этом главная болезнь Турции, которая ведет империю Оттоманов к медленному, но неизбежному разложению и к политической смерти.Турция обречена. Ничто не может спасти ее.
