Изображение сгенерировано нейросетью
«Иду на вы».
В глубине Сибири, по дороге на Нерчинск и Сретенск, на станции «Карымской», меня нагнал «русский номер» «Таймса», – большая, наподобие нот, тетрадь печатных статей об англо-русской торговле.
Я подчеркиваю Сибирь, глухие недра ее, как место первого знакомства с первым «русским номером» «Таймса» потому, что чтение «Русского Таймса» здесь, в Сибири, приобретает особо жгучий, острый интерес. Подобное чтение является чтением о болезни у постели больного, судебным разбирательством на месте преступления.
Английские капиталисты и крупные промышленники, не скрывая своих целей, откровенно заявляют о желании глубже запустить свою широкую, загребистую лапу в русскую народную кубышку.
Если отбросить всякие оговорки, условности, неизбежные в устах англичанина при обращении к русскому, смысл выступления «Русского Таймса» будет ясен и прост: Россия – страна богатая, страшно богатая естественными сокровищами природы, – рудою, мехами, рыбою, мясом, всяким сырьем, – но собственное население ее малокультурно, малоподвижно, малодеятельно, непредприимчиво, не умеет пользоваться дарами природы, рассыпанными под ногами, и потому из среды других, более культурных народов только ленивый не хозяйничает в грудах сокровищ России. Хозяйничают здесь и англичане, и хозяйничают густо, но, по зрелому их рассуждению, они хозяйничают еще мало, – нужно бы и можно бы им хозяйничать в России еще больше.
– Немцы, – пишет и сокрушается «Русский Таймс», – хозяйничают в России куда больше. Правда, им ближе до России, как до соседа по границам, но они, кроме близости, превзошли англичан еще и усиленною гибкостью и приспособленностью в приемах эксплуатирования не используемых русскими богатств России.
– Англичанам надо встрепенуться, – взывает «Русский Таймс». -Англичанам следует плотнее, ближе и толковее присесть к русской кубышке, иначе другие народы, особенно немцы и американцы, растрясут эту кубышку, и англичане не получат львиной доли, на которую мог бы рассчитывать британский лев.
Весь номер, «Русского Таймса» открыто и бьет в эту цель. Целым рядом статей поучает, где английские капиталы могли бы удобнее присосаться к русской кубышке, зарытой в недрах России, и как это искуснее делать.
И особенно подробно, внимательно, любовно «Русский Таймс» говорит о природных богатствах недр Сибири.
– Здесь все колоссально, – пишет «Русский Таймс». – Колоссально пространство Сибири, колоссальны ее реки, леса, колоссальны сокровища сибирских недр, и колоссальны бездеятельность самих русских, их леность, невежество, примиримость с нищетою и грязью на грудах богатств. Для английской предприимчивой наживы поле здесь колоссальное. Сюда, на это поле!
И как чеховские три сестры не устают порываться: «в Москву, в Москву, в Москву!» – так «Русский Таймс» десятком статей на разные темы манит английскую предприимчивость:
– В Россию, в Россию, а главное – в Сибирь, в Сибирь, в Сибирь, на Обь, на Иртыш, на Енисей, на Алтай, в Забайкалье, на Амур. Там «золотое руно», густое, громадное, нетронутое, беспризорное.
И скликает «Русский Таймс» новых аргонавтов в поход на русское руно. Как новый, не наш уже древне-русский, а современный английский Святослав (под видом мирной, дружеской мены), «Русский Таймс» кидает нам, русским, грозное:
– Иду на вы!
И когда читаешь это новое «иду на вы» в Сибири, после близкого знакомства с последнею, с ее сокровищами, с ее жизнью, с ее бытом и людьми,- становится и горько, и обидно, и стыдно. Хочется кинуть «Русский Таймс», вскочить и благим матом кричать:
– Караул! Грабят!
Первый номер «Русского Таймса» составлен умно: деловито и с большим тактом. В передовой статье, подписанной таким крупным именем, как Макензи Уоллес, мягко устанавливается отправная точка зрения английских Святославов.
– «Первое условие успешности правильной торговли между двумя странами, – мягко стелет сэр Макензи Уоллес, – состоит в том, чтобы они сильно различались в экономическом смысле, чему Англия и Россия удовлетворяют как нельзя лучше. Россия, благодаря своему положению, а также национальному характеру жителей (!) *), способна выбрасывать на мировые рынки огромное количество сырых продуктов.
*) Курсив и восклицание мои.
«В Англии же мануфактурная промышленность развилась настолько, что ей уже далеко не хватает собственных сырых продуктов, и без подвоза сырья из-за границы она была бы обречена на постоянное голоданье».
– «Конечно, – нежно поет далее сэр М. Уоллес, – экономисты того направления, которое можно назвать шовинистическим (?) **), скажут нам, что торговые сношения между двумя такими странами являются вопиющею несправедливостью по отношению к более отсталой из них, и что Россия, вместо того, чтобы вывозить свое сырье, должна была бы сама перерабатывать его в более ценные продукты мануфактурной промышленности».
– «Я не могу оспаривать здесь этой теории, – делает новый грациозный жест с милою улыбкою сэр М. Уоллес. – Позволю только заметить, что для простых людей (как просто!), работающих не для будущих поколений, а для своего собственного, все такие рассуждения ученых экономистов покажутся тем, что немцы называют «Zukunftmusik», – музыкою будущего».
И, пошутив так над «музыкою будущего», сэр Макензи Уоллес уже без всяких шуток говорить англичанам относительно России:
– «Теперь уже недостаточно, чтобы несколько (наших) смелых предпринимателей действовали, кто в Архангельске, кто в Одессе, кто еще на каком-нибудь месте на окраине России… Нет, иностранные (разумей: английские) купцы должны проникнуть в самое сердце страны».
И дальше подробно говорится, как и что англичанам надо делать в России, чтобы забрать львиную долю доходов с русской кубышки в свои руки.
Описываются сокровища непочатой русской народной кубышки. Картина получается такая, что не знаешь, радоваться ей или криком кричать, бить оглоблей, кочергою, вожжами по сонной русской растяпости.
Вот, например, в «Русском Таймсе» статья об английском складе-холодильнике в Петербурге, при посредстве которого отправляются из России за границу яйца, масло, битая дичь и домашняя птица. Оказывается, в 1909 году из России одних яиц было вывезено на 70 миллионов рублей и почти на столько же масла из Сибири.
**) Странное определение шовинизма:
– Милостивый государь, пользуясь моей простотою, вы, кажется, обираете меня?
– Пустяки! Не будьте шовинистом, не настаивайте, чтобы ваше добро было непременно вашим. Это – шовинизм.
Другими словами, куры центральной России и коровы Сибири дали русскому народному бюджету более, чем все рудники Урала и Кавказа.
Доход от пушнины (мехов) и дичи также от 60-ти до 70-ти миллионов ежегодно.
От рыболовства ежегодный доход России доходит до ста миллионов рублей.
Прибавьте сюда вывоз хлеба, леса, кож, мяса, сырой руды, – общий вывоз из России за 1910 год получится почти в полтора миллиарда рублей (в 1.448 миллионов). Сумма поражающая! Но если вы приглядитесь, как безалаберно, разгильдяйно весь русский вывоз совершается, вы станете скрежетать зубами, рвать на себе волосы, дико кричать:
– Когда же это саморазорение русского народа кончится? Когда русская чернорабочая сила поумнеет? Когда проснется русская предприимчивость, и когда Россия перестанет быть голодным батраком, работающим на сытого, но культурного барина-иностранца?
Возьмите меха. Россия, вернее, Сибирь, – мировой меховой склад. В 1910 году на одной ирбитской ярмарке было продано мехов, почти на 9 миллионов, в том числе белок на 4½ миллиона, более 6-ти миллионов шкурок.
Соболей было 10 тысяч, лисиц 40 тысяч, горностаев 200 тысяч, хорьков ¼ миллиона, 2 миллиона зайцев и почти 7 миллионов белок. По если бы при таком богатстве мехов в Сибири вы вздумали купить, и купить дешево, мех в Сибири, – вы жестоко ошиблись бы.
В Сибири нет мехов: все меха запроданы заранее за границу, везутся для обработки в Англию (Лондон) и в Германию (Лейпциг, выделываются там и ввозятся обратно по сильно увеличенным ценам. По таможенным отчетам видно, что звериных шкурок сырых вывозится от нас на 6 миллионов, а ввозится из-за границы к нам готового мехового платья на 8 миллионов.
Выходит, за наше же жито нас же и бито! А причина – наша некультурность: мы не умеем сами обрабатывать меха.
Как в глупой присказке: «писать – пишу, а читать в лавочку ношу». Звероловом быть можем, а до скорнячества не доросли, к скорнякам мех за границу возим.
Та же история и с рыбою, с яйцами, с хлебом, с лесом, с рудою.
Количество рыбы в водах России, особенно на Дальнем Востоке, прямо умопомрачительное. В некоторых местах рыба во время метания икры идет с моря в реки такою массою, что запружает собою реки. И при таком богатстве рыбы в Россию ввозится из Маленькой Шотландии сельдей почти на 20 миллионов рублей. У нас во всех морях обилие своих сельдей, но мы не умеем солить, только и готовим или грубую треску, или деревянную воблу, или ржавую селедку-астраханку. Побывайте под Астраханью на рыбных промыслах, посмотрите, как солят там рыбу, – плюнуть хочется, с досады выть белугою. Природа валить нам горы своих даров, а мы валим, как сор, лопатами в грязные груды, покупая потом рыбные деликатесы за границею за свои кровные миллионы.
Американский ученый Гарвуд высчитал, что Россия при правильном ведении хозяйства могла бы продажею одних куриных яиц выплачивать проценты своего государственного долга. Но у нас нет ни правильной скупки яиц, ни центральных по России сборных мест, ни хранилищ-холодильников.
С маслом сибирским дело еще сравнительно налаживается, – по сибирскому пути ходит уже 1,300 вагонов ледников, имеются хранилища-холодильники, но относительно яиц, дичи, битой домашней птицы все делается кое-как, главное же – сливки доходов снимаются иностранными конторами.
По всей Сибири тысячи иностранных контор, которые скупают за гроши на месте яйца, дичь, масло, везут все за границу, сортируют, нарядно упаковывают и выдают втридорога за лучше свои продукты, а свою дрянь отправляют далее под именем русских продуктов.
Мы таким образом теряем ежегодно сотни миллионов, идущих в руки перекупщиков-иностранцев, и вдобавок еще приобретаем за хорошие продукты скверную репутацию. А все потому, что сидим безрукие, безногие, безъязыкие. Не умеем ни с места двинуться, ни пальцем пошевелить, ни иностранному языку обучиться. Лежим на месте коровами, придет из-за тридевять земель иностранец, выдоит нас и розовеет с нашего молока, а мы все лежим лениво пережевываем жвачку. Свалится нам на голову урожай, так мы и его не умеем толком использовать: нет дорог, – нельзя вовремя вывезти; нет зернохранилищ, – негде при железнодорожных станциях выждать твердых цен; нет терпимого кредита под хлеб, – не на что обернуться хлеборобу в тяжелую минуту.
«Русский Таймс» приводить исчисления, из которых видно, что из-за одних неурядиц по распродаже и вывозу нашего хлеба за границу Россия каждогодно теряет от 120 до 160 миллионов рублей. Сжигаются сотни миллионов. Народ голодает, страна нищает, а мы в болото родной растяпости, безалаберщины, лени, косности, сонности сыплем и сыплем сотни и тысячи миллионов. И все ничего. Спим и не почешемся. Англичанину – и тому со стороны досадно:
– Мнут люди добро в навоз под себя.
– Подите, – пишет англичанам «Русский Таймс», – гребите у вахлаков золото лопатою, поставьте в растопыренные для всех карманы России свои насосы, качайте и вы в Англию сотни русских миллионов ежегодно, как перекачивают немцы в Германию.
– Что же? – скорбит «Русский Таймс». – Немец жиреет от России, мы, англичане, дремлем. Это, наконец, даже не патриотично. Возьмите кожи: в Германии разведение кож падает, а немцы на ввозе кож в Россию наживают громадные деньги. Немецкие агенты в Сибири, в оренбургских и закавказских степях скупают сырые кожи, везут в Германию, обрабатывают и доставляют обратно в Россию, убивая русскую кожевенную промышленность.
– «Ирбитская и нижегородская ярмарки, – сообщает англичанам «Русский Таймс», – из года в год отмечают понижение спроса на русскую кожу и возрастание сделок с иностранной. На рынках Киева и Одессы германская кожа продавалась на 8-10% дороже русской. На ирбитской ярмарке в этом году русские сапожные кожи, продаваясь по 34-40 коп. за фунт, не нашли покупателей, а на волжских рынках не хватает немецких подошв по цене 45 коп. за фунт».
Прибавлю от себя еще один курьез. Был я несколько дней в богатом сибирском селе Тулун, под Иркутском. На дворе постоялого двора – склад мороженой дичи. Возами тащат сюда рябчиков. Склад покупает не дороже 35 к. за пару, а продает, как было при мне, уже за 48 коп. пару.
– А почем продаются рябчики в Москве? – спросил я.
– В Москве? – ухмыльнулся скупщик. – В Москве денег много… Только мы везем прямо за границу: у нас контракты с Германией.
– В Москву они возят «рябчиков» с Волыни, – засмеялся хозяин постоялого двора.
– Ну, ты, – заворчал скупщик. – Слыхал о пироге с грибами, так держи язык за зубами.
– Что это за рябчики с Волыни? – спросил я после хозяина двора.
– А это они вагонами доставляют в Москву галок с Волыни. Сибирскую дичь прямо за границу, а в Москву – «волынскую» дичь.
Если хотите, это символ русского народного хозяйствования и благосостояния: рябчиков иностранцу, а себе – галок.
О фабриках, заводах, о росте промышленности в Сибири нечего и говорить. Ничего подобного здесь не водится.
Здесь богатейшие в мире залежи угля, железа, золота, меди, свинца, гипса, марганца, ртути, здесь непроходимые леса, величайшие в мире реки, – Обь, Енисей, Амур, – и здесь всюду мертвая, безлюдная пустыня, с редкими, наспех сколоченными городами и селениями.
– Идите, езжайте, спешите в Сибирь, – долбит «Русский Таймс» англичанам. – Вывозите от лежебоков за бесценок сырые, ввозите им обработанные продукты, стройте им торговые склады, зернохранилища, проводите дороги, разрабатывайте их рудники, топите из русских лени и некультурности сало на смазку жизни Англии.
И опять указания: «Для этого нужно вот что. Это делать лучше вот как».
С точки зрения интересов Англии все эти призывы «Русского Таймса», обращения его к энергии англичан понятны. Необъятные пространства России, съел сказочными дарами природы, с ее вялым, неподвижным, скованным населением рассматриваются как богатое, но пустопорожнее место, как своего рода res nullius, как достояние каждого предприимчивого захожего человека. И «Таймс» возмущается, что англичане мало стригут Россию.
Повторяю, понятно и естественно. Для англичан. Но для нас, русских?
Что мы это за страна, что за народ, вкруг которых, как вкруг жирной туши, ходят иностранцы и высматривают, откуда, с которой стороны удобнее вырезать более жирный и вкусный кусок?
Мечтаем о каких-то мировых политиках, пялим глаза то на Корею, то на Манчжурию, то на Монголию, то на Персию, то даже на Абиссинию, а сами у себя дома сидим растяпами, не умеем управиться с своими природными богатствами. Приходят бельгийцы, приходят немцы, приходят французы, приходят датчане, приходят американцы и тащат к себе наши леса, наш хлеб, наши рудники, наши меха, наш скот, последнее наше достояние, и, разбогатев нашими богатствами, нас же опутывают мертвою петлей государственных долгов.
И хоть бы тревога зародилась! Хоть бы набатом загудел призыв к общенародному пробуждению! Англичане, – те и у себя жизнь устраивают, и по всему миру свою энергию каждое ценное место цепко обхватывают, и в нашу далекую Сибирь во все углы и щели забираются. Судят и рядят, как господами положения везде стать. Вырабатывают целую стратегию. Выпускают даже особые журналы. Строятся боевыми грозными рядами и открыто заявляют России:
– Идем на вы.
A мы?.. Мы – дряблые, мы – неучи, мы – неустроенные. Ни школ, ни знания своих богатств, ни уменья пользоваться ими. Ни дорог, ни подъезда к сказочным сокровищам страны, ни выезда от них.
Из Сибири хлеба не вывезти, лес не сплавить, до алтайских копей и рудников не добраться.
В купечестве, в мире промышленников – лежебокость, грубое хищничество и такое же грубое мотовство при полной в массе некультурности, незнании дела. Крупное помещичество вырождается и вымирает. Разорив землю, нищает само. Купечество также. Где у нас старые, прочно поставленные, растущие предприятия?
Московские, орехово-зуевские, иваново-вознесенские, сибирские, обские, омские, томские, иркутские, сретенские, волжские, донские, днепровские и другие купцы, фабриканты и заводчики – народ в первом поколении все более серый и грубо хищный, а во втором и третьем – расслабленный, изнеженный, бездельный, пустопорожний. Отцы – загребистые, жадные лапы, а дети и внуки – моты, прожигатели жизни: деятельность их, – младших, – автомобили, кутежи, самодурное меценатство.
Толком, – по-иностранному, культурно, – ни отцы, ни дети, ни внуки работать не умеют и знать работать, учиться не хотят. Как по старине мужики пашут, так по старине Строгановы, Голицыны, Демидовы, Шуваловы на Урале вели заводы, так по старине, захватив жирный кусок, жуют его фабриканты Москвы, не шевелясь и не думая об улучшении и расширении его. Тоже и горнопромышленники, и пароходчики, и сибирские предприниматели.
Не расширяют рынков даже у себя на родине, не вводят новые промышленности, не изучают своего дела, не подымают его на высоту современных требований. Обрабатывать меха не умеют, выделывать кожу не знают, среди громадных лесных пространств не имеют ни одной фабрики для выделки бумаги из древесины, языками иностранными для торговли с заграницею не владеют, о культурных приемах упаковки, перевозки и доставки своих товаров не имеют понятия.
За малыми и редкими счастливыми исключениями, вес и везде серо, убого, неряшливо, растопырено. И после всего этого жалуются на упадок дел, на застой в торговле и промышленности, на бедность страны. Плачутся, что жить тяжело. При колоссальных богатствах России колоссальные общие леность, невежество, забитость.
Хоть бы с «Русского Таймса» взять нам пример и в ответ на боевой клич английских Святославов: «Идем на вы», – поднять по всем углам России общенародную тревогу:
– Проснитесь, подымитесь, не спите сами и не мешайте другим будить спящих. Нельзя спать такой громаде, как Россия, когда кругом нее бурлит живая, бодрая и свободная деятельность и народов, и обществ, и отдельных лиц.
Г. Петров.
Сретенск, 27-го декабря.
